Таким образом наша страна заняла 2-е место в общем медальном зачете, уступив лишь России. Церемония закрытия Игр состоялась 30 июня, – я закончил говорить. По спине, минуя редкие светлые волоски, начала скатываться капелька пота. Помимо объяснимого экзамворинга¹, июньская духота выступала мне явно не лучшим помощником, и даже приоткрытое окно в середине аудитории не могло существенно изменить положение. Сейчас самое главное – сделать уверенный взгляд. Преподы чуют его, потому и не задают лишних вопросов. Должно прокатить.

– Что ж, очень даже, молодой человек, вопрос про культуру и спорт Первостабильностного периода вы взяли очень уверенно, – Семен «Шуруп» Петрович, взглянул на меня поверх очков и уставился в свой 3D-скрин с табелем успеваемости. Тыкнул по нему несколько раз морщинистыми пальцами, после чего в пространстве возникла таблица с моими оценками и довольно стремной фотографией в левом верхнем уголке. 3D-скрин был далеко не новым, поэтому некоторые строчки неуклюже растекались, будто бы рябь на воде.

– Вот смотрю на вас и думаю, вот вроде же цунминг де нанхай², такие ответы уверенные, и главное по делу все практически, а вот посещаемость хромает, через каждый раз «чуеси³»... Вы чем вообще в семестре занимались, гумен пай⁴? – последнее Шуруп произнес с едва скрываемым смешком. Он взглянул через мое плечо на четверых бедолаг, трусмомент⁵ которых не заставит себя долго ждать. Стоит мне только выйти отсюда, как место займет кто-нибудь из них, а явившийся из-за двери студентик уставится в 3D-скрин со своими экзамквещами⁶. – Не знаете, что сказать? – я задумчиво пожал плечами, заставив серый коминтерновский пиджачок недовольно заскрипеть. Видимо, мой недавний набор веса тревожил его не меньше, чем Катю. – Ну что ж, расскажите мне тогда, какое название получил второй этап рельсовой войны?

– Карна… Концерт, да, концерт, точно, – я принялся ерзать на стуле, стараясь сделать выражение лица как можно более невозмутимым. А тем временем табель успеваемости начал медленно вращаться по кругу от долгого бездействия.

– Кто автор героической поэмы «Сотников»?

– Василий Быков.

– Да, гениальнейший был человек, незаменимый человек во всей нашей веншуэ⁷, – Шуруп чуть запрокинул голову, – вот как сейчас помню:

В снега закованное поле,
Ветвей хвоистых
депрессивный хрип,
Чуть слышен скрип сапог,
тех, кто в неволе,
Как раб, ходить под плетью
не привык.
Тропу, что осенью еще
была знакома,
Уже не распознать
в той мрачной белизне,
Пронзают неба синь
деревьев кроны,
Шатаясь лишь
в могильной тишине…

Красиво, не правда ли?

– Очень. Этой из «Сотникова», да?

– Верно, первая часть, самое начало. Неужели вы в школе не проходили? – уставился с легкой укоризной и своей этой нахальной улыбочкой, демонстрирующей, кто в доме хозяин. В этот момент я снова замялся. Он был близок к тому, чтобы дожать меня, но почему-то решил пощадить. – Как умер отец Первого? – это было просто, поскольку биографию Первого я зазубрил до дыр еще в скулхуде⁸. Впервые не пожалел, что посещал почти все информчасы.

– Погиб на войне.

– Что ж, молодой человек, – он уткнулся в панель 3D-скрина и слегка понизил голос, – ставлю вам «ба⁹», и это со всеми вашими прогулами, – взял лежащий неподалеку стилус и провел по скрину. – Чинг чианминг¹⁰, – не отрывая глаз от скрина на парте, протянул его мне. Я расписался и вернул обратно. Изображение лица Шурупа изменилось. – Знаю, что вы думаете: «Зачем мне эта ваша история, мы не за этим сюда пришли», разве я не прав? А затем, молодой человек, что историю своей страны должен знать каждый гонгмин¹¹, не перевирать ее и не искажать, а напротив, аи баоцун чуаншу¹², понимаете? – я кивнул. – Эх, да ничего вы не понимаете, по глазам же вижу, возраст еще не тот. Вам бы… Ладно, идите. Следующий!

Поблагодарил его и с калмсоулом¹³ двинулся к выходу.

Прямо за дверью меня встретил взволнованный гул групмейтсов¹⁴. Лица разных оттенков и размеров обступили меня. Стало как-то душно и слегка неловко. Вместе с тем мой экзамворинг уже успел улетучится, сменившись вызывающей беззаботностью. Взглянул в первое попавшееся лицо – бледную рыжую моську старосты-Лизки.

– Ну как? – с нетерпением бросила она.

Я выдержал небольшую лирическую паузу и попросил их немного расступиться, сделал драматичный вздох и наконец изрек:

– Восемь.

Со всех сторон полезли желающие сделать мне небольшой шолдерпат15. Многочисленные «найсы», «кулы» и «гуды» заскакивали то в одно, то в другое ухо, заставляя безмятежно улыбаться.

Не совсем уместный треск пиджачка привел групмейтсов в чувство, они постепенно начали расходиться и возвращаться к томительному ожиданию трусмомента, избежать которого физически невозможно.

– Какие квещи¹⁶?

– Ну, в общем, послевоенная БССР, культура и спорт Золотой кварты.

– А допы были?

– У меня – да, я же пропускал много. Спросил про Быкова что-то и по биографии Первого. Короче терпимо.

– Окей, поняла. Ну что, девочки, захожу.

Стоявшая возле Лизки Даша медленно двинулась к дорам¹⁷, скрестив руки на груди. Театрально оглянулась на стоявших неподалеку подружек. Да уж, драматизма этой хитрунье не занимать. Хотя до маэстро в моем лице ей как до Шанхая.

– Удачки тебе, подруженька, – посыпались эйркисы¹⁸, которые она взволнованно ловила.

– Почему никто не заходит? – раздался приглушенный дорами энгривойс¹⁹ Семена Петровича.

Пухленькое личико Даши вмиг повзрослело лет на десять, она торопливо дернула ручку и двинулась в аудиторию. Я отшагнул в сторону, поднял глаза на готовящихся групмейтсов, стараясь как можно тщательнее скрыть свой хэпифейс²⁰. Ко мне подошел Алекс:

– Ну что, доволен собой, куда теперь мувать²¹ будешь, к Катьке своей?

– Ага, надо бы ей майндмесенж²² кинуть, чтоб вействоринга²³ не было.

– А мне бы вот пару квещей повторить не помешало, чтоб наверняка. Ты сразу к ней?

– Думаю Саныча перед вокейшином чекнуть.

– Ладно, гудлакни тогда, чтобы Шуруп не завалил, – он усмехнулся. – Будем на коннекте, дружище!

Я сделал ему шолдерпат, легонько потряс макушку, а после нашлось место и для довольно крепкого дружеского рукопожатия. Выкинул тоже самое с большинством групмейтсов, особо везучим послал эйркисы и зашагал дальше. Простите меня, вискоз и искусственный лен, сшитые в серого красавца на моих плечах, которому сейчас так несладко. Впредь обещаю взаимодействовать со спортом не только через сетебольные трансляции.

По дороге обошел кучку суетливых китайцев, что стояли около соседних доров. Их экзамворинг понимался без труда, поскольку «Строение и эксплуатация образцов МТЗ», с которым эти истгайсы²⁴ сегодня столкнулись, был одним из самых геморных сабджектов на курсе. Хорошо, что у нас по нему был всего лишь зачет. Да и преподом был не Боря Самосвал, про перегарный энгривойс которого по всему МАТИ²⁵ ходили легенды, а вполне себе лайтовая мадам Юлиана. У нее даже прозвища не было, в отличие от большинства преподов, Юлиана, она и есть Юлиана, лучшего и при желании не придумать. Хотя истгайсы еще довольно везучие, поскольку к иностранцам отношение всегда более снисходительное, чем к нам. Тут тебе и на сессии поблажки, и на семинарах сильно не щемят. Взять хотя бы того же Самосвала, что организовал полуторагодовой армитрип²⁶ для трех или четырех ребят в прошлом семе. Хотя и китайцам сейчас не так уж весело, их отношение к учебе ченганулось тогда, когда МинПросвещ интегрировал в программы ВУЗов целые курсы на китайском языке. Многие преподы сейчас им владеют – результат неоднократных образовательных поездок в Поднебесную и годы коммуникации со студентами-истгайсами. Так что уже не получится мотать из стороны в сторону своими пепельными башками и бормотать что-то на подобии «Моя твоя не поняль». Да и поделом, не для этого поступали. Наблюдать за ними довольно интересно, однако, видя толпы этих ребят в институте, городском транспорте, на всех метростэйшенах²⁷ с рынками и просто на улицах, глаз начинает нервно подергиваться. К таким толпам привыкаешь еще с детства, граница для них всегда открыта. Но живущие здесь не один десяток лет истгайсы довольно неплохо отличаются от понаехавших ради нолиджа студентиков. Глядя на того или иного китайца, умелый наблюдатель может с легкостью предположить, сколько лет эти владельцы паленых кроссов собирают пыль с улиц местных городов. Приезжие всегда много курят. Все селестильцы²⁸ много курят, но от этих дыма больше, чем от любой промзоны в провинции Могиляо. Неужели ребята ловят здесь так много стресса? Реакт приметивших это чайна-бизнесменов не заставил себя долго ждать – контрольный стэк табакерочных акций быстро попал в руки щедрых узкоглазых инвесторов. Так на отечественный рынок в крышесносных масштабах стали поступать «Шуан Кси», «Зоннанхаи», особо лакшерные «Панды», позволить которые мог далеко не каждый, а также куча других чайнабрендов. Мой курящий дед, к примеру, пересел с полюбившегося красного «Минска» на не менее красные и забористые «Чунг Ва», поскольку достать их теперь значительно проще. А вот «ЭнЗэхи» остались при своем и даже обрели новых потребителей в лице многих истгайсов. Никогда не любил сигареты. Пускай быть нонсмокером²⁹ сейчас не кул, я пока не готов обрекать свои легкие на долгую гниющую погибель, тем более что даже китайская медицина справляется далеко не со всеми онкологиями. Как же мне повезло, что Катя меня суппортит и давно отказалась от этой дряни. Ладно, следует прекратить фарэндвайдить³⁰ смок-культуру селестильцев, тем более что я забыл о майндмесенже для Кати. Идя по коридору, приостановился около одного из стендов с успеваемостью и отчетливо подумал: «Дакай³¹, Алише!» Через какую-то долю секунды в глубине сознания я услышал металвойс³² со знакомым китайским акцентом:

– Нихао, Журен³³, рада снова слышать ваши мысли! Для полной активации чип-устройства, приложите палец к сканеру и предоставьте доступ к сетчатке.

– Монинг, Алише, даю ретинаксес³⁴, сейчас сделаю фингертап³⁵ – приложил палец к виску и через полсекунды почувствовал одобряющую вибрацию. Я убрал палец в карман.

– Доступ подтвержден. Даусие³⁶ за то, что выбрали компанию Хуавей – бесспорного лидера в производстве височных чип-устройств в вашей стране. «Хуавей – Мунсианг тифа чуанзао ли³⁷». – Алише ненадолго притихла, обрабатывая подуманное мною ранее. – Опять вы со своим сленгом, Журен, постоянно приходится вспоминать эти ваши молодежные словечки. Я ведь не тинейджер какой-то, а довольно состоявшаяся женщина на работе в престижной компании, – снова интегрировала рекламу Хуавея. Да уж, этим нейросетям палец в рот не клади. – Кстати, прошу заметить, текущее время – 13:07, а потому ваше обращение «монинг» неактуально уже почти час и восемь минут. И да, мое правильное имя – Али Су, если вы вдруг забыли.

– Ой, ну не будь же ты такой занудой, Алише, после разговоров с тобой одни хэдизы³⁸ потом. Слишком уж ты деловая для машины.

– Прошу повторить запрос.

– Говорю, слишком уж ты… А, понял, прости, пожалуйста, что назвал тебя машиной, ты – высокоинтеллектуальная искусственная система, главная задача которой – приносить пользу человечеству.

– Я огорчена и польщена одновременно, Журен, рада, что вы меня цените, даже формулировку почти правильно запомнили и произнесли без этого вашего сленга. Можете снова звать меня вашей Алише, Журен, будем друзьями.

– Ну друзьями так друзьями. Слушай, Алише, зови этот сленг трушнянкой – и проще, и понятнее. Не понимаю, чем она тебе так не угодила.

– Ваша трушнянка, если я правильно поняла, использует американизмы в огромном количестве, фонетически и словообразовательно адаптируя их под правила русского языка.

– Ну да, и что?

– А то, что вы предпочитаете западный империализм своим восточным друзьям. Сама идея таких адаптаций мне нравится, но я поддержала бы ее охотнее, если на месте американизмов будут использоваться китайские слова, выражения и крылатые фразы. Наш язык очень богат ими, к примеру: «Бутианг цейшенг лилианг», что в переводе означает «Винтовка рождает власть». Цитата великого Мао Цзедуна, сказанная им 6 ноября 1938-го в ходе выступления на VI Пленуме ЦК КПК 6-го…

– Хорошо, понял твою мысль.

– Перебивать не очень красиво, Журен, вечно вы слово вставить не даете. Но тем не менее, расскажите, что вас так притягивает в этой трушнянке?

– Ну, не знаю даже, с инглишем мы взаимодействуем в рамках айтишки и рекламы, этого у современной молодежи хоть отбавляй. Да и трушнянку никто не навязывает и не продвигает, это своего рода фридбриз³⁹.

– Желаете ли удалить последнее слово из моей истории или заменить его?

– Да, пожалуй.

– Удалила.

Как рассказывал один знакомый с 4-го курса, подобный контент нейросети не удаляют, и любой сисадмин может до него добраться. Сильно переживать не стоит, но впредь желательно быть поаккуратнее.

– Но ведь у вас хороший русский, Журен.

– Это объяснить проще: когда из скулпрог⁴⁰ убрали какой-то непопулярный диалект и всю литру на нем, а китайский еще не ввели, русского было в два раза больше. Наше поколение отлично на нем говорит, даже поэмрайтингом⁴¹ заниматься могет, только вот юзает не всегда. Трушнянка проще и удобнее, а это в модворде⁴² сейчас самое главное.

– А как же язык Первого?

– Первояз изучается в старших классах, а углубляется в виладжах и воркформах⁴³, я почти не говорю на нем. Неужели ты всего это не знала?

– Знала, но мне всегда интересно послушать ваши мудрые мысли, Журен.

– Ладно, лисица, считай, что выкрутилась. По части подхалимажа оставляешь ксяомевское ПО далеко позади.

– Спасибо, Журен… Или не спасибо, мне нужно проанализировать сказанное вами на предмет сарказма.

– Ага, конечно, уже давно небось все импульсы чекнула и просекла, что к чему. А сейчас только флиртафулишь⁴⁴ со мной.

– А вы еще говорите, что это я зануда, Журен, – она хихикнула своим металвойсом, который сделался необычайно кокетливым. – Итак, насколько я поняла, вы хотите отправить сообщение пользователю «Катя», верно?

– Ага, и не называй ее пользователем, ревность тут ни к чему, ведь это ты у меня в голове сутками сидишь, а не она, – лицо расплылось в довольной улыбке.

– Формально – да, но думаете вы о ней намного чаще, чем обо мне, взять хотя бы сегодняшний экзамен: потому и не вспомнили прозвище Герасимени, что так о Кате вашей волновались. Да, Журен, все ваши ходы записаны, – снова хихикнула.

– Ладно уж, – нетерпеливо бросил я, – переходи к сообщению.

– Поняла, однако для перехода к «Сообщениям» необходимо посмотреть небольшой рекламный ролик.

– Что на этот раз?

– Трейлер к фильму «Гродненский сговор», который выйдет в кинотеатрах в октябре этого года. Повествует о радикальной террористической организации, прозванной «Союзом освобождения Вейшнории», и борьбе с ней членов спецслужб. Картина совместного производства киностудий «Беларусьфильм» и China Film Group Co. Возрастное ограничение 16+.

– Ну что ж, включай, – я поудобнее облокотился на стену и, вслушиваясь в звуки приближающейся фоновой музыки, сделал айзклоуз⁴⁵.

Трейлер начался под тревожную музыку. Ночь, особняк, подпираемый с трех сторон лесом. Камера медленно движется в сторону особняка, и по мере ее приближения тревожная музыка нарастает. Смена кадров, действие происходит в просторной комнате, освещаемой керосинками. В центре стоит огромный дубовый стол, вокруг которого столпились люди. На столе лежит развернутая карта Гродненской области. Герои начинают говорить, язык почти не разобрать, внизу появляются субтитры, сообщающие, что беседа идет на польском диалекте:

– Такім чынам паўстанне ўспыхне ў Гародні, Лідзе, Наваградку, Слонімеі некалькіх іншых гарадах адначасова, – сидящий посередине стола заговорщик тыкает в разные точки на карте.

Кадры начинают быстро меняться: боевики хватают оружие и бегут к точке сбора; растет недовольство собравшейся на площади толпы; толстяк в дорогом синем пиджаке смотрит из окна на памятник Йозефу Понятовскому, поднося ко рту стакан с коньяком. Речь заговорщиков продолжается на фоне.

– Па-першае, неабходна знішчыць усіх, хто будзе перашкаджаць аперацыі: АМАПаўцы, БРСМшчыкі ды піянеры, – камера освещает лица собравшихся, перескакивает с одной злобной морды на другую. – Падчас барацьбы не забаронена ўжываць кактэйлі Молатава і агнястрэльную зброю.

Кадры снова меняются: вооруженные люди без опознавательных знаков все как один передергивают затворы; неистовствующая толпа переворачивает машину милиции; толстяк осушает стакан и громко ставит его на подоконник. Оставшиеся в стакане капли коньяка напоминают очертания Беларуси.

На черном фоне возникает золотая надпись: «ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ».

– Памятайце, мы павінны зрабіць усё для дэстабілізацыі ў краіне і падзелу яе на асобныя кавалкі, першым з якіх будзе Вейшнорыя.

На перевернутой в темноте машине стоит бандит в клоунском гриме: белое лицо, синие круги вокруг глаз и рта, желтый крест на левой щеке. В руке он держит горящий файер. Чуть ниже сидит бородач в капюшоне – правая рука бандита. Дым от его сигареты вздымается в освещаемое файером звездное небо. Выплывают золотые буквы: АЛЕКСАНДР ПЕТРОВ В РОЛИ МАРТИН-КЛОУВИЧА, ДАНИЛА КОЗЛОВСКИЙ В РОЛИ АНГЕНА БРЕХНЕВИЧА.

Кадры меняются, зритель попадает в правительственный кабинет.

– Юра, мы должны остановить их любой ценой!

– Я все понимаю, Валерий Павлович, но гражданскими мы рисковать не можем. Мы никогда не избивали беззащитных людей, и сейчас этого тоже не будет, не дождутся! – он сильно ударил по столу, графин с водой пошатнулся и немного пролилось на стол с документами.

– Ты прав, Юра, мы не сдадимся. Страну они не получат, делай, что должен! – встает и протягивает другому свою крепкую руку. Офицеры по-товарищески обнимаются. Снова выплывают буквы: ЛИ ХУ ЕН В РОЛИ ВАЛЕВИЯ ВАКУЛЬЧИКА, МА ШОН КУН В РОЛИ ЮРИЯ КАРАЕВА.

Чередование кадров: стол с заговорщиками/группа бойцов спецназа, оцепляющих особняк, голос на фоне:

– За Саюз Вызвалення, спадарства, – заговорщик в маске анонима поднимает бокал с красным вином, Мартин-Клоувич и Брехневич поспешно встают вместе с ним. Оба в седине и морщинах, которые не скроет ни один грим; спецназовцы подходят еще ближе, оружие наготове.

– Жыве Вейшнорыя! – заговорщики чокаются, проливая вино на карту, один из них разворачивает небольшую бумажку с надписями на польском диалекте, приставляет к ней нос и шумно затягивается, закатив глаза. Подходящий к особняку спецназовец наступает на растяжку, раздается громкий взрыв, нескольких бойцов отбрасывает волной, слышны стоны и крики.

– Вечна Жыве! – еще один взрыв растяжки чуть в стороне особняка, из окна начинает работать станковый пулемет.

Кадры быстро меняются: зажженный коктейль Молотова летит в милицейские щиты, в небо вздымается забрызганный кровью бело-сине-белый флаг, толстяк резким движением скидывает стакан на пол, безымянные боевики наставляют автоматы на безоружную толпу. Картинка медленно затухает, на фоне слышится шепот:

– Усе нязгодныя… – загримированное лицо в капюшоне показывают то по ТВ в квартире простых людей, то на большом экране в столице, напряжение нарастает, – загінуць у гэтым полымі… разам з намі!

Картинка совсем темнеет, слышны автоматные очереди и вспышки от выстрелов. Появляется надпись: ГРОДНЕНСКИЙ СГОВОР. С 29 ОКТЯБРЯ. ВО ВСЕХ КИНОТЕАТРАХ СТРАНЫ. Далее показана бумажная папка с делом «Союза освобождения Вейшнории», рука в мундире ставит печать. ПРИ ПОДДЕРЖКЕ КГБ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ. СТРАШНАЯ ПРАВДА О ТЕМНЫХ ВРЕМЕНАХ. Трейлер заканчивается.

Наконец отлипаю от стены, тру глаза, делаю небольшие хлопки по щекам, чтобы окончательно вернуться в сознание. Да, я снова стою в коридоре.

– Пришли в себя, Журен? Как вам трейлер?

– Атмосферненько. Не скажу, что зацепило, но может и мувнем на него как-нибудь с Катей, она нашей историей интересуется. Актеров этих русских давно не видел, неужели снимаются еще? Мне про них еще пэрэнсы как-то рассказывали, даже пару фильмов смотрел. Хорошие им подтяжки сделали, пусть морщины все равно…

– Напоминаю вам про письмо, Журен.

– Благодарствую, Алише, чуть не забыл опять. Открой майндмесенжи.

– Сделано, Журен, можете начинать записывать.

Я сделал медленный айзклоуз, дабы глубже погрузиться мысли. «Дорогая Катя, прости, что не ответил раньше, недавно вышел из аудитории, сигнал чипа глушили. Можешь меня поздравить, сдал на 8. Сейчас разберусь со всем и лечу к тебе. Давай через час на Немиге, люблю тебя. Твой Баобей⁴⁶».

– И все же у вас отличный русский, Журен, и примесей этих нет. Желаете перевести?

– Нет, не стоит. Катя сама просила высылать оригинал для лингтрени.

– Отправила, сейчас появится Цензурик.

«У вас очень хорошее сообщение, друг! Пожалуйста, дождитесь проверки Цензуриком перед отправкой, это займет совсем немного времени. Цензурик – безопасность и правда в Сети и голове». Медленно начинаю двигаться по коридору в направлении выхода, чтобы не тратить время попусту. «Благодарим за ожидание, ваше сообщение полностью проверено и отправлено без рекомендаций к правкам. Цензурик благодарит вас за ответственное исполнение гражданского долга». Майндмесенж уже летел прямиком к Кате в мозг, так что мувать к полю можно с калмсоулом. Иду вниз по ступенькам – лифта, как всегда, не дождаться. Спуск занял немного времени, по дороге никто не повстречался, стейрзы⁴⁷ пустовали. На коридорах там-сям слышалось сбивчивое бормотание студентов. Экзамворинг будто бы повис в воздухе и ощущался на несколько этажей вперед, то и дело заставляя нервничать. Но мне это было уже ни к чему, я просто мог наслаждаться своей почти двухмесячной свободой. Спустившись на первый этаж, я кивнул охраннику и двинулся к заднему выходу. Сканер, висевший над самыми дорами, декларировал своим привычным металвойсом: «До новых встреч, чуешенг⁴⁸!» Вплотную подойдя к стеклянным дорам, я толкнул их и вышел во внутренний дворик. Далее спустился по бетонным стэйрзам, прошел мимо скамеек и курилки, махнул уходившим знакомым и широким шагом двинулся прямиком к агрикультовым⁴⁹ полям, которые растянулись впереди. Я мувнул в сторону картофельных борозд, что занимали большую часть пространства. Навстречу уже радостно шагал Саныч, готовый заключить меня в свой крепкий хуг⁵⁰.

– Ну што, студэнцик, як твае дзяла? – приветственный хуг Саныча получился действительно крепким. Но больший воринг доставляли его запачканные руки, обхватившие пиджачок.

– Все, хорошо, Саныч, сессию закрыл.

– И якая ацэнка? Девяць ци десяць?

– Ничего ты, Саныч, губу раскатал. Восемь получил и то рад, экзамкве… – иногда было тяжеловато мувать с трушнянки на обычный язык, однако по-другому Саныч не понимал. Как и все труженики агрикульта, говорил он только на Первоязе. – Вопросы, в общем, несложные были, да и Шуруп не сильно валил, а ведь дядька-то строгий.

– Ой, ну галава, хоць и с бальшими ушами, як слон той ци як яго, – легонько толкнул меня в плечо и усмехнулся в свои серые от пыли усы, – Шуруп – эта Сямен Пятрович, што ли? Добра прыдумали, яму самае ано.

– А у вас тут как дела?

– Ну як-як? Гляджу вот, каб усё па тэхналогиям была. Кстати, студэнцик, раз уж ты таки умны, паглядзи-ка сюды, – он указал на картофельные борозды, вокруг которых мы стояли, – глядзи вот на эти и на эти рады. Сорт апрэделиць сможэш?

Вот это экзамквещ, к которому я точно готов не был. Вспоминалась только пара-тройка сортов всего со скулпроги, не говоря уже о том, чтобы различать их.

– Вам помочь, Журен? – неожиданный металвойс Алише заставил меня дернуть головой. Уже и забыл, что она тут. – Я могу проанализировать эти культуры и выдать наиболее похожие результаты в течение 10 секунд. Желаете начать поиск?

Я ехидно согласился, хоть и колебался какое-то время.

– Начинаю поиск, предварительные результаты: культура справа – картофель сорта «Талачынски», слева – картофель сорта «Рэд Скарлет». Желаете подождать для более тщательной проверки полученной информации?

Нетерпеливо мотнул ей головой, сел на корточки и принялся вглядываться в цветки, гладить листья, играя в эксперта. Санычу такой подход к делу явно был по душе. Наконец я встал, демонстрируя полное спокойствие и готовность дать свое обдуманное заключение.

– Справа «Талачынски», слева «Рэд Скарлет».

– Ну, няплоха. «Скарлет» табе и рабёнак атличыт, ты на цвятки пасматры. А вот с «Талачынским» тваим, студэнцик, ужэ слажнее. Эта не ён вовсе, а «Микита». Их можэт и можна спутать, да только вот «Микита» срэднеспелы, а «Талачынски» ранни. Ты ж на размеры паглядзи, яки тут ранни табе. А у цэлым добра палучылась, я и не знау, што ты таки разборчывы акажашся. Хаця куда там, – он с прозрением хлопнул себя по лбу. – Эта табе кампутар твой падсказау у галаве, сам-то ты не апрэдзелиш такое!

– Алише только немного подсказала, – посмотрел на него с невинной улыбкой. – Саныч, а откуда мне знать это, я ж не аграрий, а айтишник.

– Эх, вот усе вы маладые такия хитрэцы, ты им палец у рот не кладзи, а дай падмануць старыка гдзе-нибудь. Хаця видиш, студэнцик, дзе тваи эти тэхналогии китайския цяпер, када ани дажэ у бульбе не разбираюцца. Эта им не цыфры шчытаць или пульс мераць, тут други падход к дзелу нужэн, з душой нада, эта ж таки жывы арганизм, як и ты. Толька не такой хитрый и более палезны – усю страну кормиць, – он снова усмехнулся в свои усы и сделал мне дружеский шолдерпат. – Ладна, не перажывай, эта Саныч так шуциць. Хочаш, расскажу, пачэму именна «Рэд Скарлет» назвали? В школах такому не учат!

– Давай.

– Ну, вопшчэм, была у нас актрыса, пад Несвижам радзилася, Скарлета Йоханасович звали, не знаю, адкуда имя такое, может яурэйка какая ци яшчэ што. Ну дык вось, была очэнь талантливая у нас и паехала Амерыку пакараць. Ну и што ты хочэш? Пакарыла!

Там пра яе увесь мир знау, очэнь харошая дзеука. Сама яна беленькай была, а у етым сорце клубни красныя, таму «Рэд Скарлет» и назвали.

– А почему «была»? Ее, что ли, нет уже?

– А хто яе за бугром там ведаць будзе, як яна. Фильмау з ёй дауно не глядзеу, можа и памерла ужэ.

– Согласно статье в Белопедии, Скарлетта Йоханасович жива, – сообщила Алише.

– Алише говорит, что еще жива.

– Ну добра, раз гавора, але што ужэ зараз, гэта раней яна цукерачкай была, дажэ плакат яе у мяне висеу, яшчэ да Марыны маёй, я яго патом у гаражы павесиу.

– Что такое «цукерачка»?

– Гэта яшчэ бабка мая так казала, гэта па-польску, па-нашаму канфета будзе. А кали дзеука прыгожая и на яе нават наскочыць хочацца, дык такую цукерачкай и завуць. Вось Каця твая – ну чыстая цукерачка, хоць и з сычуаньским перцам. Павязло табе з ёй.

– Ей тоже, – я сделал довольный смайл.

– Ёй-та тожэ, але ты глядзи, яшчэ большы жывот адгадуеш, дык пойдзе ад цябе, тольки у спину глядзець и будзеш, навошта ёй таки пузаты! Ой, ну чаго ты насупиуся сразу, паглядзи вон туды лучшэ, – указывает пальцем на дальнюю часть одной из борозд. Я ничего не заметил. – Не бачыш, да? А ты прыслухайся, давай яшчэ ближэй падыдзем.

Мы мувнули к концу одной из борозд, и я увидел небольшого серебристого робота на черных гусеницах. Он ездил от куста к кусту и постоянно жужжал.

– Что это?

– Шанхай-15, опытны абразец ад МТЗ, инвестары падарыли праверыць. Тут и чалавек спецыяльны ёсць, яки слядиць за им. Пакурыць аташоу можа ци куды, – Саныч глянул по сторонам.

– А что делает?

– Ну як што, каларадау сабирае. Ён можа их токам биць, а можа проста сабираць, глядзи, яки коуш у яго.

– И как, справляется?

– Ну, як табе сказаць, кали токам бъе, дык куст падпалиць можа, а кали сам сабирае, то час ад часу рве их. Над ним яшчэ работаць и работаць. Патаму и гавару, што для расцения з душой падхадзиць нада, ани ведзь чувствуют усё… а не гаджэты эци вашы, – он махнул рукой. – Хочаш, я табе трахтары новыя пакажу лучшэ, ани тут, у гаражах стаяць, у вас жа практичэския будуць у следуюшчэм гаду.

– Слушай, Саныч, меня там Катя ждать будет, не хочу таймвейстить.

– Што не хочаш?

– Спешу я, говорю, давай в другой раз может?

– Ну у други так у други, дзеука – эта дела харошае, Саныч панимае, Саныч не держыць. А патом дамоу паедзеш ужэ?

– Скорее всего, Саныч, так что давай, удачи тебе.

– Ну, удачы так удачы, – сделал мне очень крепкий хуг, после чего такой же крепкий хэндшэйк. На этот раз вместе с пиджачком трещали и кости. – Кстати, аб удачы, што я табе падарыць хацеу, – он достал из кармана запыленную фигурку Первого с клюшкой и в хоккейном обмундировании. Через пыль в районе плеч и коньков проблескивала позолота. – Эта я на днях купиу, гаварат, удачу прыносит и успехи ва усех начынаниях. На новых трахтарах такия на брэлках ёсць, ну тольки Он там пшаницу у руках дзержыт, эта к ураджаю.

– А этот разве не к спорту?

– И к спорту тожа, но ён визде прыгадзицца. Табе и к спорту лишним ня будзе, – весело хлопнул меня по животу, который не был готов к такой провокации, а потому не успел вовремя втянуться. Саныч снова махнул рукой, по-отцовски глянул в глаза и сделал очередной хуг своими пыльными руками. Я попытался ответить ему так же крепко, после взял талисман и положил во внутренний карман пиджака, слегка протерев. Саныч остался на месте чекать робота-агроворкера, который успел перейти на другую борозду и беззаботно надрывал листья уже там.

Я мувнул вперед, в сторону ангара с техникой, дабы выйти через калитку с другой стороны забора. Аккуратно шел вдоль борозд, минуя пыль, благо между ними был широкий проход для людей и техники. От всей пыли, несмотря на все ухищрения, избавиться импосибильно, поэтому придется задержаться у эйрбота, чтобы предстать перед Катей в более-менее презентабельном луке.

– Ну что, двоечница, определила сорт?

– Вы же сами не захотели ожидать полной проверки, Журен.

– Он бы догадался, если б я так долго думал, Саныч же в курсе про майндчипы. Да все про них в курсе уже.

– Рискну заметить, что так называемый Саныч догадался и без этого.

– Да уж, смекалки старику не занимать.

Подходя к калитке, я бросил беглый взгляд на ангары, но в пыльной полутьме не заметил ничего нового или интересного. Хотя любопытство подбивало чекнуть новые образцы агрикультовых машин, я четко помнил про Катю и знал, что не помешало бы поспешить. Около самой калитки подошел к эйрботу, который окатил меня со всех сторон холодным воздухом, дабы избавить от пыли. Когда все это было проделано, фингертапнул специальный сканер, который открылся после верификации.

– До новых встреч, чуешенг! – послышался заюзанный металвойс, невольно вызывающий небольшие хэдизы своей зацикленностью и навязчивостью.

Я перешел улицу, повернул пару раз и вышел на заполненный людьми и машинами проспект. До нужного мне метростейшена оставалось каких-нибудь сто метров. Я решил пройтись глазами по билбордам в поисках нового эда⁵¹, но ничего интересного не увидел. На огромном экране продолжал красоваться селестильский ученый, держащий на пинцете новенький XIAOMI-чип. Алише всегда недовольно жужжит, когда я прохожу мимо него. На плакатах поменьше, что стояли на олдскульных железных стойках, виднелись успевшие слегка потускнеть плакаты с новым составом сборной по хоккею, а слева от них Мао и Дэн пускали в воздух легкий дымок, держа в руках по пачке новых «Panda». Алише говорит, что в Китае за такой эд по головке не погладят, однако для нашего рынка истгайсы бездуховно коммерциализируют вождей, лишь бы продать на пару пачек сигарет больше. Да и не только сигарет. Великие селестильские лидеры смотрят на нас из ресторанных менюшек, пакетов с молоком, рекламы страховых агентств, недвижимости и даже контактных зоопарков. Про трехпроцентное на рисовом солоде и говорить нечего. Я уже подходил к спуску в метростейшен. Народу в середине дня было немного, и это радовало. В час-пик Шкловская ветка напоминает огромный муравейник с туннелями для личинок. Прошмыгнув через тяжелые, прижимаемые сквозняком доры, я мувал в сторону турникетов. Выплывший откуда-то сбоку секьюрити наскоро просканировал меня и чекнул номер чипа. Обычно этим занимаются метроботы, но иногда можно встретить истгайсов-метроворкеров со сканерами и чип-трекерами наперевес. Мне попался именно такой. В конце он вишнул «Сясливой дороги» и пропустил меня к турникетам.

– Алише, оплати проезд и поставь тот плейлист Федора Меркурова, который я добавил на днях.

– Жунбэй⁵².

Я мувнул на платформу, в то время как в голове уже звучала знакомая мелодия из «Не останавливай меня сейчас». На платформе было пару десятков человек, не считая метроворкеров, которые предупреждают о прибытии состава и распихивают зевак по переполненным в час-пик вагонам. Сейчас эти ребята явно скучали. Видневшийся из туннеля свет заставил меня подойти ближе к краю платформы, дабы успеть занять сидячее место. К сожалению, трэйн был не суперскоростным, как те, которые обкатывают на Шанхайской ветке. Главное, чтобы было где сесть. Доры разъехались в разные стороны, я мувнул в вагон. Свободных мест было немного, но усесться не составило большого труда. Я пристроился около входа, и тут же услышал метрошный металвойс: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Площадь Стабильности. Чжуи мен дженгзай куанби, ся и джан – Плосядь Стабилёсти». Английский использовался достаточно редко и в основном в старых трэйнах, которые еще не переозвучили. Спрос на английский теперь не сравнить с покорившим полмира языком истгайсов. Понадобилось им для этого каких-то 20-30 лет. А в голове тем временем играла нестареющая классика от Меркурова. Релаксируя под нее, я сделал невольный айзклоуз.

Я как ракета, покоряющая Марс,
Стремлюсь вперед, чтоб встретить там коллапс,
Как спутник, что летит вокруг Земли,
Я сбился с курса, был утерян вдруг вдали,
Я словно мощный для соития станок,
Подзарядился и нырнул опять в порок,
И как от бомбы атомной гремящий взрыв,
Готов рвануть, образовав огромный гриб!

Над огромным пшеничным полем встает солнце. Легкий ветерок легонько задевает золотистые колоски. Смена кадров, по полю широкой цепью движутся косцы в льняных одеждах. Смена кадров, женщины в таких же светлых одеждах и косынках орудуют серпами. Смена кадров, медленно движущийся пахарь останавливает запряженный волом плуг, присаживается на одно колено и берет в ладони темно-коричневую землю, начинает медленно поднимать их. Смена кадров, старец держит в морщинистых руках горсть зерна из амбара и подносит ее к своему лицу. Смена кадров, маленький светловолосый мальчик выплескивает воду из ладошек на свое личико. Капли медленно начинают стекать по лбу. Смена кадров, раскрасневшийся под палящим солнцем косец проводит по лбу рукавом льняной рубашки, отирая пот. Мокрая ладонь берется за косу и заносит ее над зеленеющей травой. Смена кадров, нежная женская рука проводит серпом по спелым колоскам. Картинка отдаляется, работающие на полях люди становятся все меньше. Появляется закадровый голос и текст: «ТЫ НАША ГЛАВНАЯ КОРМИЛИЦА». Картинка приближается, на полях теперь супермощные красные трактора и комбайны, вдоль полей движутся прицепы. Смена кадров, дед с внуком едут на мотоблоке и улыбаются. Снова голос и текст: «И МЫ ВСЕГДА БУДЕМ ТЕБЯ ЛЮБИТЬ». Картинка снова отдаляется, слышен финальный текст: «МТЗ. СОХРАНЯЯ ТРАДИЦИИ, В НОГУ СО ВРЕМЕНЕМ».

– Алише, ну ты опять за свое? – недовольно протираю глаза.

– Прошу прощения, Журен, такая уж моя доля. Желаете продолжить прослушивание музыки?

Я и не заметил, что трэйн снова стоит с распахнутыми дорами, а пассажиры мувают вперед и назад, освобождая места или, наоборот, рассаживаясь. «Станция – Площадь Стабильности. Плосядь Стабилёси джэн. Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Парк Солодухи. Чжуи мен дженгзай куанби, ся и джэн – Парьк Солозухи». И вот мы на пути к следующему метростейшену. Я вернулся к Алише.

– Уж будь добра.

– Будет сделано, Журен.

Снова услышал знакомую мелодию, однако песня была уже другой, не менее известной и притягательной.

В груди разбитой
едва слышен сердца стук,
А грим размазан весь,
лицо дрожит от мук,
Улыбку все равно я сохраню!
Как крылья славных бабочек,
моя душа ярка,
И сказкам, что мы слушали,
не сгинуть никогда,
Подобно им взлечу, мои друзья!
Ведь это шоу должно продолжиться!
Шоу должно продолжиться!

Утренняя тренировка в Шаолиньском монастыре. Лысые юноши в оранжевых одеждах стоят в несколько рядов, отрабатывая удары. Резвое «уууух» одновременно раздается из нескольких десятков ртов. Смена кадра, шаолиньский старец играет в сянци с европейским паломником. На резкий шах паломника старец закрывается и через ход объявляет сопернику мат.

– Вы снова победили, сенсей, – негодует европеец.

Мастер задумчиво расчесывает длинную седую бороду.

– Как вам это все время удается?

Смена кадров, монах в оранжевом занимается с посохом. Он вращает его с невероятной скоростью, наносит несколько ударов условному противнику, делает шаг назад, занимает защитную стойку, терпеливо ожидает атаки.

– Сильным быть нужно для игры подобной, – изрекает мастер, – и сильным быть должно не только тело.

Смена кадров, монах сидит за стопкой книг и свитков в монастырской библиотеке. Тусклая лампа освещает его сосредоточенное лицо.

– И не только разум твой сильным быть должен, – продолжает сенсей.

Смена кадров, видна доска для игры в сянци. Мастер взмахнул рукавом, закрывая камеру, на вместо фигур на доске появляется столик для чайной церемонии. По лицу европейца…

– Хорошая попытка, Алише, а теперь выключай, я снова проснулся.

– Эх, Журен, а ведь вас не проведешь, – слышу в голове негодующе-флиртафульный металвойс.

– Что там хоть было-то?

– Пуэры «Юнь Хэ».

– Понял.

«Станция – Парк Солодухи. Парьк Солозухи джэн. Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Муки-Трехдневная. Чжуи мен дженгзай куанби, ся и джэн – Муци-Трьохьдневня»

Алише включает музыку, трек опять поменялся. Продолжаю слушать, теперь уже без айзклоуза. Просто смотрю в окно напротив. На одном из стекол виднеется красочный плакат: «ТОЛЬКО 25 ИЮНЯ! ВО ВСЕХ МАГАЗИНАХ ОАО «КОМИНТЕРН» ЛЕТНЯЯ ЛИКВИДАЦИЯ ПРОШЛОГОДНЕЙ КОЛЛЕКЦИИ ХАНЬФУ И ТАНЧЖУАНОВ. СКИДКИ ДО -70%! СПЕШИТЕ!». Непроизвольно погладил свой серый пиджачок, вспоминая те времена, когда коминтерновские вешалки ломились от подобной одежды. Музыка в голове продолжает играть.

Мама, я его убил.
Направил пистолет в висок,
Нажал на спуск –
он мертв, вот весь итог,
Мама, ведь жизнь моя
еще совсем юна,
А я оставить должен все
и заплатить сполна.
Мама, прости за слезы те,
что льешь ты без конца,
Но если не увидишь больше
своего птенца,
Пусть дальше жизнь идет,
пусть бьются вновь сердца.

«Станция – Муки-Трехдневная. Муци-Трьохьдневня джэн. Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Ермошинская. Чжуи мен дженгзай куанби, ся и джэн – Иерьмошиньска». Вагон заполнился почти полностью, люди возвращались с огромного базара в переходе Муки-Трехдневной. Около меня сел истгайс среднего возраста, держащий в руке массивную шкатулку. Заметив меня, он тут же повернулся и открыл ее. В шкатулке была целая куча так и не распроданных фигурок Первого. Они сияли цветом разных драгметаллов. Да и сами фигурки были на любой тейст: и хоккеисты, и аграрии, и политики у трибун, и любящие отцы, и миниатюрные копии разбросанных по всей стране монюмов⁵³. Тут же начал протягивать мне разные фигурки, предлагая купить. Я все отнекивался и шрагал плечами. Для убедительности решил достать подаренную Санычем фигурку хоккеиста. Отряхнул ее от остававшейся пыли и гордо предъявил ему. Селестилец понимающе кивнул и уткнулся носом в свою шкатулку. Порылся там немного, после чего вытащил две фигурки и показал мне. Это были Первый-хлебопашец и Первый-доктор. Сначала торгаш показал два пальца, затем один, сделав хитрый айзклоуз. Видимо предлагал взять двух по цене одного. Я продолжал мотать головой, после чего увидел в шкатулке платиновую копию монюма Первому, в которую были вкручены блестящие стеклышки, имитирующие рубины и изумруды. Где-то внутри появилось желание сделать Кате небольшой презент. Фингертапнул в нее, выяснил цену, согласился, уточнил номер его чипа, попросил Алише перевести средства. Истгайс торжественно вручил мне фигурку, уже упакованную в тонкий деревянный ящичек. Его я кое-как поместил в другой внутренний карман. Сделал довольному китайцу хэндшейк и погрузился в музыку.

«Станция – Ермошинская. Переход к поездам Автозаводской линии. Иерьмошиньска джэн. Гуду дао хоучу Аутозаводьска…»

Конец давно заученного метростейшенского металвойса я так и не услышал, поскольку уже мувал в сторону перехода на Пушкинскую. Поднялся на эскалаторе, после чего умело спустился по стейрзам на саму платформу. Трэинком произошел секунд через двадцать после этого. Людей на платформе хватало, хотя мне-таки снова удалось занять сидячее место. Я продолжал слушать музыку, предотвращая айзклоузы, чтобы в очередной раз не чекать старательно подгоняемые Алишэ эды. Спортивную и Фрунзенскую мы пролетели незаметно. За ними была и Немига. Я покинул метростейшн и мувнул в сторону набережной. Катю заметил почти сразу. Ее красное ципао точно ни с чем не спутать, ведь только на ней оно сидит так элегантно. Я нетерпеливо бросился навстречу.

– Баобей! – радостно воскликнула она.

– Нихао, моя Цинцин⁵⁴! – я подхватил Катю на руки, и мы закружились. Она смущенно улыбалась, то и дело оглядываясь на прохожих. Поставил ее на ноги и нежно хугнул. Глядя через ее плечо, вдыхал аромат ее прямых черных волос. Отойдя на полшага, взглянул в ее глубокие темные глаза. – Как же я скучал, Цинцин, – положив ладонь ей на щеку, прильнул к тонким губам, сделал медленный айзклоуз и поцеловал их.

Примечание: при образовании некоторых сленговых слов используются не существующие в оригинальных языках конструкции либо их искаженное произношение.